Олег БЛОХИН: “Я – удачливый. но каждая моя удача требовала немалых усилий”

– Чего больше в том, что вас все знают, – приятного или неудобств?
– В чем-то слава очень помогает, но в чем-то, особенно в частной жизни, катастрофически мешает. Ни в ресторане, ни на улице не получается скрыться от любителей автографов или, что еще хуже, советов. И для того, чтобы просто прогуляться по Киеву, приходится иногда натягивать кепку и темные очки.

– В восьмидесятые годы киевские болельщики выступали с инициативой назвать одну из улиц города в вашу честь. Недавно эта тема всплыла снова, и вы высказались в том духе, что вернуться к ней можно будет после победы на чемпионате Европы…
– Серьезно я об этом, естественно, не задумывался. Вообще улица при жизни, как и памятник, – это, по-моему, чересчур. А вот после ее окончания… Ну, это уже другой разговор…

– Слава тренера чем-то отличается от славы игрока?
– Слава – она и есть слава. Другое дело, что тренером становишься в зрелом возрасте и многие вещи оцениваешь уже совсем не так, как в игроцкой молодости, когда кажется, что весь мир у твоих ног и будет там всегда. Ныне я все воспринимаю гораздо спокойнее, хотя слава тренера, на мой взгляд, куда весомей славы игрока. Просто головокружения от успехов уже нет и быть не может.

– Можете подтвердить, что у Олега Блохина сложный характер?
– Не мне судить об этом. Но если я по одному гороскопу Скорпион, а по другому Дракон, то какой у меня может быть характер? Во всяком случае, свою позицию отстаиваю всегда, и кому-то это, наверное, не нравится.

– Как, наверное, не понравилось в 1986 году тренерскому штабу сборной СССР во главе с Эдуардом Малофеевым, когда вы открыто заявили на собрании, что их, тренеров, надо менять…
– Я был в этом убежден, потому и высказался. И сделал это, кстати, не я один. Руководство могло отреагировать на наши выступления по-разному – я, во всяком случае, прекрасно понимал, что, если Малофеев останется, игрок Блохин в Мексику на чемпионат мира не поедет.

– И остальные киевские динамовцы тоже?
– Нет, так вопрос не стоял. Без киевских динамовцев кто бы тогда играл?

– Если бы сегодня кто-то из ваших подопечных позволил себе нечто подобное…
– Я бы встал и ушел.

– И никогда потом не имели бы с ним дела?
– Скорее всего, да, но, поскольку таких ситуаций не было, дать стопроцентную гарантию не могу.

– Даже если бы это был ключевой игрок команды?
– А это уже все равно – по логике спортивной жизни недоверие к тренеру исключает работу под его началом, разве не так?

– Что вас выводит из себя больше всего?
– Ложь.

– Наш брат журналист, похоже, частенько вам в тягость…
– К журналистам я отношусь нормально – если они приходят на общение со мной готовыми к беседе. А вот если вопросы возникают на ходу, откуда-то из воздуха и без всякой системы – это, не скрою, раздражает. Хотя и в подобных ситуациях я теперь веду себя куда сдержаннее.

– В силу последнего успеха на чемпионате мира?
– Скорее в силу возраста. А успех – он ничего не поменял. Сделали дело, пошли дальше.

– Если быть объективным, то в ближайшее время сборной Украины вряд ли удастся поднять планку выше, чем прошлым летом. Что в такой ситуации является стимулом для дальнейшей работы?
– Главный стимул – доказать, что прошлогодний успех не был случайным. Честно говоря, я был уверен, что после чемпионата мира из сборной уйду. Но отдохнув, понял, что гораздо интереснее принять новый вызов и добиться каких-то новых результатов. Конечно, гарантировать выход из группы, где играют действующие чемпионы и вице-чемпионы мира, не может никто. Но побороться с ними и любопытно, и заманчиво.

– Ваша знаменитая фраза двухлетней давности, о том, что Украина выйдет на чемпионат мира с первого места в группе, была импровизацией?
– Нет, это был абсолютно продуманный ход. Мы несколько циклов ориентировались на второе место и выход в стыковые игры, что, честно говоря, уже поднадоело. Планка таким образом изначально занижалась. Я же сторонник ставить ее максимально высоко: возьмешь или нет – другой вопрос, но промежуточные рубежи преодолевать намного проще.

– Отправляясь в Германию, насколько вы эту планку подняли?
– Конкретную высоту не обозначали, но собирались бороться до конца. Я сразу сказал: кто не будет выкладываться в играх за сборную по максимуму, пусть лучше в нее не приезжает.

– У вас репутация хорошего психолога, умеющего как никто настроить команду. Это природный дар, результат целенаправленной учебы или следствие накопленного опыта?
– Природный дар, наверное, присутствует – без этого добиться чего-либо невозможно. Но больше всего мне в этом плане дала работа в Греции. Там не было ни помощников, ни научных групп – меня просто бросили в реку и сказали: “Выплывай!”

– То есть там нужно было быть в общении с игроками психологом?
– Психологом там нужно было быть в общении со всеми – игроками, руководством, болельщиками, журналистами. Греческая пресса – это вообще нечто. Когда я работал в “Олимпиакосе”, одна из газет перед каждым туром считала своим долгом порекомендовать мне состав. И если я его не придерживался, как почти всегда и происходило, устраивала мне обструкцию. А уж если мы при этом проигрывали – такое можно было о себе прочитать! А потом еще и болельщики подходили, размахивая номерами газеты… В общем, школа выстраивания отношений была жестче не придумаешь. У нас по сравнению с этим суперкомфортные условия.

– Психология – главная наука для тренера?
– Одна из главных. Сейчас существует масса игровых методик, которые может освоить любой разумный человек. Но они лишь фундамент. У тренера должна быть развита интуиция, он должен чувствовать игру. И видеть ее собственными глазами. Кстати, в сборной работать в этом плане даже сложнее – после долгих перерывов чутье иногда изменяет.

– Замены вы делаете исключительно по интуиции?
– Бывают, конечно, ситуации, когда замены требует сам ход игры – кто-то проигрывает на своем участке поля всю борьбу или просто-напросто получил повреждение. Но во всех других случаях полагаешься исключительно на чутье, на ощущения, на то, что увидел.

– Работа тренера за рубежом и дома очень отличается?
– Конечно. Дома есть друзья, есть с кем посоветоваться. Там же опираешься только на семью. Не говоря уже о других законах, другом менталитете, другом языке.

– С языком проблемы были большими?
– Не особо. В Австрии я вообще очень быстро выучил немецкий, который сейчас, к сожалению, уже подзабыл. А в Греции пусть и несколько медленнее, но освоил греческий. Причем сам, без учителей – жизнь заставила.

– С кем работать продуктивнее – с футболистами, анализирующими каждое задание и порой ставящими его под сомнение, или с теми, кто выполняет установку тренера не задумываясь?
– В любой команде, безусловно, есть и одни, и другие. Проще, конечно, со вторыми, но продуктивнее – с первыми. Даже у Лобановского, где рамки позволенного тебе были, пожалуй, самыми жесткими, удавалось вносить что-то свое.

– В нынешней сборной Украины кого больше?
– Честно говоря, не считал. Но думающих игроков у нас хватает.

– Часто ли ваши подопечные доверяют вам какие-то сокровенные мысли, просят совета или помощи в сложных жизненных ситуациях?
– Бывает. Но подробности делать достоянием публики не буду – на то наши отношения и доверительные.

– Они, эти отношения, очень отличаются от тех, что были в сборной в советское время?
– Конечно. Тогда порядки весьма напоминали армейские, и, кстати, многие из нас носили офицерские погоны. А если плохо играли, то вполне могли отправиться уже в самую настоящую армию. Сейчас же в сборной собраны свободные люди, с которыми и отношения надо выстраивать соответственно.

– Но без кнута-то все равно не обойдешься…
– Кнут сегодня только один – денежный. Ну а если отношения совсем никуда не годятся, от игрока приходится отказываться. К счастью, такое бывает очень редко – футболисты ведь тоже профессионалы.

– В случае отчисления вы, по сути, признаете, что с этим игроком справиться не смогли?
– Что поделаешь. Свои ошибки и недоработки надо иметь смелость признавать – что в проигранном матче, что в выборе игроков.

– У вас это легко получается?
– Легко это не получается ни у кого. Но о том, что мы выставили на матч ЧМ-2006 с Испанией не тот состав, что нужно было, я сказал сразу же после матча. Мне вообще непонятна позиция некоторых тренеров, заявляющих после поражений, что виноваты, мол, исключительно игроки. Такого не бывает. Проигрываем мы все вместе. И даже более того – никто не отменял поговорки: выигрывает команда, проигрывает тренер.

– Вы упомянули об армии. Не жалеете, что, уезжая за границу, отказались от погон: глядишь, были бы теперь генералом?
– Тот отъезд дался мне крайне непросто – потратил массу сил и времени как раз на то, чтобы снять майорские погоны. Чтобы уехать, надо было комиссоваться. Вы не представляете, насколько это было трудно. Я дошел до заместителя министра по кадрам в МВД СССР – и первый вопрос в его кабинете был: “А почему вы не в форме?” “Так я ее никогда не надевал”, – отвечаю. Тогда он меня, видимо, признал: “А, так это ты тот тип, что за мячом гоняется? Ну и чего ты хочешь?” – “Погоны снять”. “Что-о-о?!” – Он просто не понимал, как может возникнуть такое желание.
В итоге он меня выпроводил, а сам позвонил в Киев, где мне на следующий день открытым текстом сказали, что ничего и никогда у меня не получится. Пришлось снова в Москву ехать, потом еще раз и еще: три месяца провел в поездах, все проводницы меня уже знали. Как все-таки комиссовался – до сих пор не пойму. А представить себя делающим карьеру военного?! Это могла только моя мама – она мне до сих пор за снятые погоны пеняет. Говорит прямо как вы: давно уже генералом был бы.

– Что было самым трудным в первые дни жизни за границей?
– Адаптироваться в Австрии оказалось куда легче, чем уехать туда. Язык выучил за полгода. Очень повезло, что в команде был югослав, немного говоривший по-русски. Он обучал меня самым простым вещам, которые для выходца из СССР были совершенно непривычными, – как строить отношения с банком, как заправлять машину, как не потеряться в супермаркете. И еще – как пользоваться всевозможными карточками, начиная от кредитных и заканчивая парковочными. Из нынешней Украины или России перебраться за границу легче – как минимум в бытовом плане.

– Не завидуете ли нынешним футболистам – их гонорары куда выше тех, что были в ваше время? Большинство не сравнишь с вами по мастерству, а получают они в разы больше…
– На жизнь мне всегда хватало, а все деньги с собой не унесешь. Главное – не деньги, главное – я оставил имя. Оно даже после смерти остается именем.

– Какой из клубов, с которыми вы работали за границей, оставил самые яркие впечатления?
– Первый – “Олимпиакос”. Я дал себе тогда срок – за два года добиться чего-то ощутимого. И мы дважды были вторыми в чемпионате Греции, выигрывали Суперкубок, доходили до четвертьфинала Кубка кубков. Разве что чемпионами страны не стали, так и не могли, наверное, стать – у хозяина клуба элементарно не было таких денег. Зарплату платили с перебоями, о скандалах с Протасовым и Литовченко вы, наверное, помните.

– Могли ли вы себе представить, уезжая в Австрию, что вернетесь домой только через 16 лет?
– Нет, конечно.

– После такого перерыва обычно уже и не возвращаются…
– У меня, напротив, ностальгия нарастала с каждым годом. Когда работал, о возвращении вроде не думал, но когда уходил из того или иного клуба, первым делом прикидывал: а не вернуться ли? И с каждым разом эта мысль сверлила все сильнее. Вот только не было куда.

– Что, за все 16 лет ни разу домой не звали?
– Нет.

– В политику пошли тоже для того, чтобы вернуться?
– Из-за этого, наверное, тоже. Хотя в общем-то попал в нее совершенно случайно. Предложили – я и согласился, совершенно не предполагая, что действительно могу попасть в Раду. А в итоге два депутатских срока в ней провел.

– И как ощущения?
– О! Впечатлений поначалу было масса. Но постепенно пришел к выводу: политика – это очень грязное дело.

– Говорят, грязи много и в футболе. Что, в политике еще больше?
– Несопоставимо больше. Не хочу даже вспоминать – спрашивайте лучше у специалиста.
(И Блохин кивнул куда-то вправо. Я повернул голову вслед за ним и с удивлением обнаружил среди беседующих за соседним столиком… лондонского сидельца Бориса Березовского. Кого только не увидишь на Земле обетованной!)

– Зачем же вы тогда пошли на второй срок и, более того, пытались пробиться в Раду и в третий раз?
– Все это происходило без моего активного участия – уже как бы само, по накатанной. Первый срок я сидел в Раде, как юный пионер на комсомольском собрании, – казалось, что мудрые люди решают жизненно важные для страны вопросы. Но уже ко второму понял, что решают они в основном свои личные проблемы. То есть я стал опытным парламентарием, и меня потянули в Раду снова – я не особо хотел, хотя, если быть честным, и не особо сопротивлялся.

– Политика зацепила вас случайно. А есть ли какие-то занятия, которые присутствуют в вашей жизни столь постоянно, что их можно сравнить с футболом?
– Сейчас очень много внимания уделяю семье – жене и двум маленьким дочкам (Ане пять лет, Кате – четыре. – Прим. “СЭ”).

– А чем предпочитаете занимать свободное время?
– Под настроение могу послушать музыку. Читаю много, хотя современная литература, если честно, не очень цепляет. С классикой не сравнишь.

– Вы как-то рассказывали о своих непростых отношениях с “Мастером и Маргаритой”…
– О да. Моя прагматичная натура не воспринимает мистику. Несколько раз начинал эту книгу – и не мог закончить. Только когда сумел абстрагироваться от полетов на метле и отрезания голов трамваями, дочитал до конца. Еще не складывалось у меня с поэзией, – наверное, по схожим причинам. Хотя здесь виновата еще и наша система обучения – охоту читать стихи мне отбили в школе.

– Ваши собственные четыре книги – это попытка что-то сказать миру или, может, способ дополнительного заработка?
– Не смешите меня – что можно заработать на книгах, если вы, конечно, не Дарья Донцова? С книгами произошла та же история, что и с политикой, – пришли и уговорили. Причем особо ничего делать опять-таки не пришлось: надиктовал воспоминания, и их обработали. Серьезной литературой это считать нельзя.

– Можете ли вы представить, что когда-нибудь засядете за книгу по-серьезному?
– Почему нет? Когда-нибудь, вполне вероятно, обобщу все то, что довелось пережить. Но в ближайших планах такого точно нет.

– Вы такой же строгий отец, как и тренер? Или прощаете дочкам все?
– Ни то, ни другое. Где-то посередине.

– Хорошо, спрошу по-другому. Аню и Катю воспитываете иначе, чем когда-то воспитывали Иру?
– Конечно. У Ани с Катей куда больше свободы.

– А жене с вами в быту тяжело?
– Это спросите у нее.

– Спрашиваю. Анжела, насколько трудно в быту с Олегом Блохиным?
– Никаких проблем.

– А как же его известный всем тяжелый характер?
– Именно за счет своего характера он добился в жизни всего того, чего добился. Разве не так?

– То есть он белый и пушистый?
– Нет, он нормальный. А для меня – лучший.

– Вы хотите сказать, что за Олегом – как за каменной стеной?
– Да.

– Говорите так, потому что муж сидит рядом?
– Нет, наоборот, при нем хвалить не хочется. Но врать тоже нельзя.

– А отец он строгий?
– Любимый.

– И все же кто-то в отношениях с детьми должен играть роль злого следователя…
– Это скорее я. Помню, девчонки устроили настоящую катавасию дома, и я попросила Олега гаркнуть на них…

Олег: – Я как раз смотрел телевизор. Повернулся и сказал, совершенно не повышая голоса: “Девочки, ну хватит баловаться”.

Анжела: – Это он так гаркнул.

Олег: – А они тем не менее от неожиданности баловаться прекратили. Видимо, привыкли, что папа редко вмешивается в процесс оперативного управления домашней ситуацией.

– А в еде вы привередливы?
– Нет, практически всеяден. Тем более, что Анжела готовит очень вкусно.

– К домашней работе как относитесь?
– Никак. Разве что могу приготовить шашлык, когда приходят гости. Стоять у плиты не люблю. Если только жизнь заставляет.

– Гости часто бывают. Друзей у вас много?
– Друзей много не бывает. Есть круг людей, с которыми мне приятно общаться, и я по мере возможностей это делаю. При этом с теми, кто неприятен, стараюсь вообще не встречаться.

– Обычно друзья – родом из детства…
– У меня – в основном из юности. В том числе и не имеющие отношения к футболу. Хотя за него и переживающие – вплоть до полетов на матчи в другие страны.

– С каким поколением киевских динамовцев поддерживаете более тесные отношения – с теми, что выиграли Кубок кубков в 1975-м, или с теми, что в 1986-м?
– Знаете, в 75-м играли в основном те, кто был старше меня, а в 86-м я уже сам был ветераном. Но общаюсь и с теми, и с другими. С кем-то, как с Михайличенко и Балем, более часто, потому что мы работаем вместе, с кем-то реже, но оттого не менее душевно.

– Как снимаете стресс?
– Хотите услышать самый привычный для русского человека ответ? Могу конечно, но немного – граммов 50 – 100. В основном “реанимация” достигается благодаря семье. Жена отлично понимает, что после неудач меня дергать не надо – сам расскажу, если посчитаю нужным. И умеет создать такую атмосферу, что я переключаюсь и отвлекаюсь. В этом плане тренеру сборной все-таки полегче, чем клубному. За исключением, конечно, тех случаев, когда матчи спаренные – в субботу и среду, например. Да, еще раньше бегал, чтобы выгнать из себя отрицательные эмоции, но в последнее время этого уже не делаю.

– Спортом теперь вообще не занимаетесь?
– Могу под настроение сыграть в теннис или волейбол. А вот от футбола, честно говоря, устал.

– Анжела, после поражений мужа тяжело приводить в чувство?
– Конечно, тяжело. Главное – дать ему выйти из подавленного состояния. Я прекрасно вижу, когда его можно трогать, а когда лучше подождать. Но обычно от своих проблем он нас ограждает.

– После возвращения на родину ваш муж очень изменился?
– Нет. Он очень хотел вернуться и, когда это случилось, словно получил дополнительную энергию.

– Олег, а посидеть со своими подчиненными в одной компании, прийти к кому-нибудь из них на свадьбу или на день рождения, к примеру, можете?
– Конечно. Бывает, собираемся и по менее значимым поводам. Знаете, в первые месяцы, когда мы вернулись из Греции, жена просто стонала – в квартире постоянно были гости.

– Но это знакомые и друзья. А с футболистами посиделки имеют место?
– В принципе, да. Но сборная – это все-таки не клуб. Мы собираемся вместе несколько раз в году и в эти дни не до посиделок. Я бы с удовольствием пригласил игроков вместе с женами в ресторан, как это бывало в Греции, но здесь на это элементарно нет времени.

– Тогда, в Греции, при вас рисковали пить что-нибудь крепкое?
– Все чувствовали себя абсолютно свободно и делали что хотели.

– Наши будут чувствовать себя так же?
– А почему нет? У нас был прецедент – после выхода в финальную часть чемпионата мира федерация устроила банкет в ночном клубе. И все вели себя абсолютно раскованно, не косясь друг на друга или на тренеров. У меня в этом плане совершенно четкая позиция: за пределами поля можешь делать все, что хочешь, но когда приходишь на тренировку, должен соответствовать всем тренерским требованиям. Не удается – до свидания. Хватает сил и здоровья усидеть на двух стульях – ради бога.

– Много ли знаете таких футболистов, которым удавалось вот так усидеть на двух стульях?
– Много. Но футбольная жизнь очень коротка, и умные люди искусственно ее не укорачивают.

– Многие считают вас чрезвычайно удачливым человеком. Согласитесь с ними?
– А что они вкладывают в понятие “удачливый”? Дождь из денег на меня не падает. И никогда не падал. Любая моя удача – результат приложенных усилий. И немалых, я вам скажу. С учетом этого меня действительно можно назвать удачливым. Если же везение понимать иначе: пошел в казино и выиграл миллион, – тогда это не обо мне.

– Вы часто ходите в казино?
– Нет, изредка – просто повалять дурака. И никогда не выхожу за пределы суммы, которой можно рискнуть.

– Может ли азарт заставить вас забыть об установленных для себя рамках?
– В казино – нет. Но в любой игре, где исход зависит от умения, а не от удачи, – пусть даже в дружеском перекидывании карт – мне обязательно надо выиграть, такая уж натура. Поддаваться не могу и не умею.

– Как вы относитесь к компромиссам?
– В непринципиальной ситуации они вполне допустимы.

– Насколько с годами изменились ваши привычки?
– Еще как! Взять хотя бы тот факт, что я забросил свою коллекцию значков, вымпелов и маек, которые выменивал у команд-соперниц и как игрок, и как тренер. Одних маек у меня было около 250 штук.

– И какую считали самой ценной?
– Теперь уже и не знаю. Это раньше мы считали Платини или Кройфа какими-то небожителями, а сейчас я понимаю, что они такие же люди, как и мы с вами.

– Ваши подопечные тоже относятся к знаменитостям европейского и мирового футбола, как к равным?
– После чемпионата мира – да. Им сейчас все равно, с кем играть, и в этом я вижу одно из самых больших наших завоеваний. Конечно, предстартовое волнение перед матчем с теми же итальянцами присутствует, но оно не идет ни в какое сравнение с тем, что было раньше. Снизу вверх мы ни на кого уже не смотрим.

– Наверное, поэтому вы и остались?
– Да, тем более что понимаю: костяк этой сборной скоро уйдет. Цикл, два от силы. Вот я и хочу помочь ребятам провести эти циклы с максимальной отдачей.

– Потом будете создавать новую команду?
– Скорее всего, нет. Хотя в жизни никогда нельзя загадывать – после чемпионата мира я тоже был уверен, что уйду. Тогда после полутора месяцев постоянного напряжения был на грани нервного срыва. Но потом успокоился и продолжил работу.

– После чемпионата мира долго приходили в себя?
– Недели три. Уехал в Ялту с семьей – и постарался полностью отстраниться от внешнего мира. Даже окончание чемпионата мира не смотрел – только финал, и тот урывками. Лежал на пляже, решал кроссворды, играл с детьми.

– Насколько вы следите за своим имиджем? Кто вам в этом помогает?
– Имиджмейкера у меня нет. Одежду покупаю сам. Главное – чтобы она нравилась мне, а цена и фирма значения не имеют. Лет пять назад мне подарили очень модную и дорогую рубашку, но она мне не приглянулась, а потому до сих пор висит в шкафу с этикеткой. Тогда как в любимых вещах готов ходить с утра до вечера.

– Обещание постричься наголо в случае победы на чемпионате мира выполнили бы легко?
– Естественно. Ради такой победы – и не постричься?

– Часто ли меняете свой облик?
– Нет, мне уже не двадцать лет. Да и вообще всю сознательную жизнь я предпочитал один стиль – спортивный. Когда в Раду приходилось ходить в галстуке – это было настоящей пыткой. А вот жене нравилось. Говорила: ты, мол, сразу становишься таким солидным.

– Внешний вид и отношение к жизни современных футболистов очень отличаются от того, что было в ваше время?
– Разгильдяев сейчас больше стало. Иногда что-нибудь такое на себя наденут – хоть стой, хоть падай.

– О популярном человеке всегда ходят байки, порой фантастические. Вы о себе что-нибудь подобное слышали?
– Пожалуй, нет. Другое дело, что любопытных историй и на самом деле хватало. Но на заказ вспоминать трудно.

– В тренерской жизни забавные случаи тоже присутствуют?
– Конечно. Чего стоит душ из шампанского, который мне устроили после возвращения из Грузии, когда мы обеспечили выход в финальную часть чемпионата мира! Представьте себе: вас несут на руках и поливают из десятка бутылок. Ощущения незабываемые. Костюм просто прилип, носить его больше нельзя – висит, как реликвия, а шампанское потом смывал с себя часа два, не меньше. Или переполненная площадь Независимости, прилипшая к огромным экранам, где транслировались матчи нашей сборной из Германии. Жена Олега Кузнецова не могла смотреть эти игры дома, так она рассказывала, что такого единения и такого моря эмоций, как на Майдане, она не видела на футболе никогда.

– А вы, Анжела, не составляли ей компанию?
– Нет, я смотрела дома, если это можно назвать просмотром. Нервничала жутко.

– Олег, каковы три ваших самых главных достижения в жизни?
– Если говорить о футболе, то это и “Золотой мяч”, и два Кубка кубков, и четвертьфинал мирового первенства в роли тренера. Считаю, что, даже если бы мы просто вышли из группы, это был бы колоссальный успех. Если же говорить о жизни вообще, то это Ира, Аня и Катя. Как там говорят: надо построить дом, посадить дерево и вырастить сына. А я оказался специалистом по девочкам – это, считаю, куда более тонкая работа.

– О сыне больше не задумываетесь?

Анжела: – Не смотри на меня так.

Олег: – Вы все видите сами.

– Недоброжелателей в Киеве и на Украине после успеха на чемпионате мира стало больше?
– Их и до этого хватало. Сейчас, правда, они вынуждены вести себя тихо. Ждут удобного момента. Но не дождутся. Да бог с ними, завистников хватает всегда – так устроен мир. Как сказал кто-то из острословов – чужие успехи преследуют нас на каждом шагу.